Кое-что о еде

В отличие от воздуха, потребность в котором куда как более однозначна и неизбежна, еда является потребностью, постоянно тяготеющей к «культурному исполнению». Другими словами, для насыщения организма необходимыми веществами, дающими силу и энергию, совсем не обязательно проделывать столько сложных действий по обработке продуктов питания. Если видеть в еде простой набор углеводов, жиров и белков, то почему тогда, собственно, до сих пор еда не превратилась в простой химический кубик органики? Если с точки зрения химии это так просто, а с точки зрения футурологов давно ожидаемо, то почему человечество продолжает упрямо возиться с сельским хозяйством – и нерентабельным, и запущенным? Поставили бы пять химических суперкомбинатов – по одному на каждый материк – и гнали бы валом эти кубики. Ни тебе пастбищ, ни сенокоса, ни молочных заводов или свиноферм каких-нибудь, ни комбайнов, ни тракторов – сплошное упрощение жизни. Но нет! Даже самые «продвинутые» государства продолжают вкладываться в пищевые отрасли, поддерживать их на федерально-централизованном уровне, бороться за «урожаи», «привес» и «надои». А это значит, что человечество остается зависимым не от «источника энергии» (в простом механическом смысле), а от всего того комплекса странных и даже нелепых с точки зрения «голой логики» элементов, которые вместе и составляют питание человека.

Это факт, нуждающийся в интерпретации. Во-первых, существенно ответить на два вопроса: что едим и как едим. В понятие «что» входит сам продукт и способ его обработки (то есть собственно кулинарные приемы). В понятие «как» входит застольная «материальная» культура (едим ложкой или палочками, руками или вилкой, с тарелки или из миски, со своего блюдца или из общего блюда и т.п.) и коммуникативный принцип (то есть та же застольная культура – только теперь уже «духовная»: едим в компании, какой именно, собираемся ли за семейным столом, какие правила общения в это время, как рассаживаемся и почему и т. п.). Если даже без всяких научных изысканий приглядеться к ответам на эти вопросы, лежащим на поверхности, то мы немедленно увидим, что в понятиях «что» и «как» мы едим прячется ответ на вопрос – почему «мы» не такие, как «они». Другими словами, не существует всеобщечеловеческой модели питания (просто насытить организм любой органикой, попавшейся под руку – как это делали марсиане в «Войне миров» Уэллса), а есть четко отграниченные национальные пищевые стратегии.

Хорошо известное высказывание Молешотта «Мы есть то, что мы едим», вообще-то, призвано было иллюстрировать «вульгарно материалистическую» мысль о наполнении наших клеток теми питательными веществами, что мы потребляем каждый день. Но на самом деле фраза эта «больше себя самой». В том-то и дело, что человек, инстинктивно выбирая определенный тип питания (и определенный набор продуктов, иногда вовсе не особенно разнообразный), «причащает» себя ежедневным приемом пищи к определенной территории, привязывает себя к земле (и не ко всему земному шару, а к определенному куску земли, к тому, что называется «малой родиной»). И в этом привязывании (привязанности) и сказывается молчаливое (без самосознания) слияние человека со своей нацией – при всем многообразии самих толкований этого понятия и при том, что человек этой связи может вовсе не понимать и не ощущать.

Так граф Шереметев из Парижа писал Пушкину о «худом житье» за границей («черного хлеба не допросишься»), так памятен всем, кто смотрел «Семнадцать мгновений весны», эпизод, когда Штирлиц-Исаев печет в камине своей немецкой виллы картошку, так, в конце концов, родилась одна из лучших кулинарных книг прошлого века – «Русская кухня в изгнании» Вайля и Гениса. Когда советские интеллигенты эмигрировали по идеологическим соображениям из «окэгэбованного» СССР, они, разумеется, о еде никак не думали – или были уверены, что после голодных советских магазинов, где «килька в томате да Манька в халате», уж на западе-то они недостатка в еде не испытают. Но оказалось, что никакое продуктовое изобилие не может заменить родной традиции – и вся книга посвящена исхищрениям в поиске «аналогов» российского питания – чем заменить сметану? наше очень нерафинированное маслице? наше, наоборот, совершенно натуральное сливочное? наших карасей? селедку? хрен? сало? и т. п. Так и получилось, что понимание «заветов» пришло к тем, кто смог увидеть их со стороны. Есть двойная зависимость: от пищи зависит наша жизнь (наше самоощущение, наше чувство «качества жизни»), но одновременно наша пища (со всеми ответами на вопросы «как» и «что» мы едим) есть священное отражение нашей жизни – в самых глубоких и символических смыслах.