Сало на бартер

Новая эра взаимоотношений с Украиной уже наступила. Причем реальность сегодняшнего дня такова, что давать какие-либо прогнозы относительно будущего этих самых взаимоотношений пока не берутся даже опытные эксперты. Тем не менее налаженные экономические связи вряд ли позволят давним партнерам прекратить сотрудничество из-за нестабильной политической ситуации. Есть контракты, соглашения о поставках, однако обострение политических разногласий наверняка внесет свои коррективы в налаженные схемы. Уже сейчас промышленники фиксируют отказы, срывы сроков оплаты заказов. По данным Генерального консульства Украины в Екатеринбурге, товарооборот между федеральным округом и Украиной за 2013 г. уже снизился на 30 – 40%. Если брать конкретно Челябинскую область, то по объемам товарооборота за минувший год Украина опустилась со второго на четвертое место (с 9,4 до 8,2% от общего объема). И если в 2013 г. экспортом в Украину занимались 113 предприятий Челябинской области, то какой будет цифра в году наступившем? Каковы перспективы взаимоотношений крупнейших южноуральских партнеров Украины с контрагентами в этой стране? Все аспекты этого вопроса на «круглом столе» обсуждают эксперты: заместитель министра экономического развития Челябинской области Артем Новиков, депутат Законодательного собрания Челябинской области Константин Захаров, менеджер отдела сбыта Челябинской чулочно-носочной фабрики Земфира Виноградова, руководитель PR-службы ОАО «ЧКПЗ» Николай Устьянцев и соучредитель ГК «Индустрия» Максим Климентьев.

— Итак, давайте разберемся: насколько важен рынок Украины для южноуральского бизнеса? Как вы с ними работаете сегодня, когда отношения между двумя странами обострились? Что мешает реализоваться планам по сотрудничеству? Вот чулочно-носочная наша фабрика, в частности. Земфира, насколько вы хотите работать с этой страной?

Земфира Виноградова:

— Да, украинские бизнесмены хотят сотрудничать с нашей фабрикой. Я вообще не очень понимаю, почему именно сейчас такая активность со стороны Украины, раньше этого не было: еще до обострения политической ситу­ации в Киеве мы высылали коммерческие предложения и в Днепропетровск, и в Донецк, но ответа не получили. Мы тогда решили, что у них есть свой рынок, свои фабрики. А вот теперь пошли заявки, и мы этому, конечно, рады, но как будет с оплатой, неясно. В настоящий момент мы им выставили счет, но денег пока нет. Сегодня мне пришло еще одно письмо с Украины, и потенциальные парт­неры просят выслать им прайс. Конечно, сейчас там не все хорошо, и мы понимаем, что это повлечет трудности. Но отгружать товар без оплаты мы не будем.

Константин Захаров:

— Думаю, что работать с Украиной сейчас без пред­оплаты — это стопроцентная потеря товара. У них сейчас сыплется гривна, и одна из причин, почему украинские компании проявляют активность, — желание закупиться впрок. Они и газ качали активно по старым еще ценам. А носочная продукция может годами лежать, ничего ей не сделается. Так что все логично.

Максим Климентьев:

— Да, они стремятся вложить гривну в материальные активы, причем не в скоропорт, а нечто долгоиграющее. Не в золото или нефть, так в носки. А если нет денег на оплату, ну пусть сало, что ли, шлют на бартер. А если серьезно, да, опасно без предоплаты сегодня с ними работать. У них своя юрисдикция, и любой суд с контрагентом из России может кончиться не в пользу последнего.

Николай Устьянцев:

— Для ЧКПЗ этот рынок стал менее важным. Хотя было время, в 2010 – 2011 гг., когда по направлению железнодорожных комплектующих у нас порядка 50% экспорта шло именно в Украину. Но постепенно заказы с Украины начали сокращаться. Последние были отправлены в январе этого года. Там проблема-то в чем — заводы стоят. Конечно, не все: тот же КрАЗ перестал приобретать нашу продукцию исключительно по идеологическим причинам, а не по экономическим. Но вот у вагоностроительных предприятий, которые у нас покупали комплектующие, действительно проблемы. К тому же у них работают отдельные подразделения, которые тоже производят комплектующие, тем самым демпингуя нашу продукцию. То есть они стали нашими конкурентами: их склады ломятся, и они избавляются от товара даже себе в убыток. Наши российские заказчики теперь показывают их прайсы и говорят: мы будем работать только по таким ценам. Впрочем, эта тенденция ограничена во времени — запасы на складах рано или поздно закончатся. Что касается оплаты, мы хотели в феврале купить там печь для термической обработки металла, но вовремя отказались. Очень рады, потому что получили бы мы хоть что-нибудь оттуда — большой вопрос.

— Давайте теперь глобальнее: в целом насколько важна Украина для южноуральской экономики?

Артем Новиков:

— Года два-три назад это был один из основных внешнеторговых партнеров Челябинской области, он занимал третье место после Казахстана и Китая. Если говорить о 2013 г., то они ушли на пятое место. Сейчас, за I квартал 2014 г., внешнеторговый оборот с ними упал в два раза по сравнению с IV кварталом прошлого года. Падение резкое, стремительное. Чем это нам грозит? Украина скорее потребитель наших товаров и услуг, и потребляют они, естественно, в основном металлопродукцию. Потеря такого партнера, конечно, будет ощутима для Челябинской области. Предприятия, которые смогут это почувствовать, — ММК, ЧМК, ЧЭМК. Но все же Украина не занимала решающей доли в их экспортных портфелях.

— Чем вообще украинские партнеры были выгодны? Соотношением цена/качество, сроками, чем-то еще?

Николай Устьянцев:

— Ну вот по поводу печки той же самой. Такое оборудование и в России производится. Но по цене украинское предложение было значительно привлекательнее — на десятки процентов.

Константин Захаров:

— Украина в структуре СНГ — это как Китай в мировой экономике. Уровень жизни населения и доходы в Украине в три раза ниже, чем в России. Соответственно ­себестоимость товаров там ниже, а качество и технологии практически равноценны нашим. Поэтому украинские товары могли демпинговать аналогичные на российском рынке. Но сегодня такой возможности практически нет из-за ослабления экономических связей. А это означает, что российские металлообрабатывающие и производящие мощности от кризиса в Украине только выиграют. При этом когда мы говорим: мы и они — это фактически одно и то же. Украина и Россия давно отделились, но мы все же связаны неразрывными узами. То, что с ними сейчас происходит, — это то, что может произойти и с нами. Надо восстанавливать человеческие, социокультурные связи между нашими странами. Не решив этих задач, нельзя будет решить и экономические.

— Вот давайте разовьем тему демпинга. Земфира, есть в Украине предприятия, которые вас теснят на российском рынке?

Земфира Виноградова:

— Да, там есть фабрики, и они конкурируют с нами довольно успешно, цена у них ниже. Но дело в том, что ­сырье они приобретают в Китае, а мы — в Узбекистане. Так что качество нашей продукции объективно выше.

— Можно ли вообще относительно безболезненно отказаться от партнерства с Украиной? Поискать контрагентов в других странах?

Константин Захаров:

— Эта замена вполне возможна, но потребует инвестиций в производственные мощности. Если смотреть на структуру экспортно-импортных операций, то Украина поставляет нам в основном продукцию машиностроения более чем на 1 млрд долларов — это продукция для атомной энергетики: реакторы, котлы и т.д. Все это изготавливается и в России. Российских мощностей недостаточно, скажем так, но нарастить их можно. Второй по значимости элемент — ­газотурбинные, вертолетные и авиационные двигатели. Это тоже можно заменить, в России есть НПО «Сатурн», они могут делать аналоги. В Казани и Ульяновске есть авиа­ционные мощности. Но это говорить легко, а на самом деле переход будет длительным, ресурсо- и материалоемким. И все же, повторюсь, нет ни одного вида украинской продукции, которую мы не могли бы заменить.

Артем Новиков:

— На Южном Урале структура украинского импорта соответствует общероссийской структуре. Это машины, оборудование, изделия для атомной промышленности, электрооборудование. Потеря украинского импорта для нашего конечного потребителя может быть компенсирована нашим рынком, или белорусским, или китайским, так что переживем. Хотя, конечно, не хотелось бы терять такого партнера.

Николай Устьянцев:

— По сути, все рынки, куда мы поставляем продукцию, сейчас тихо падают. Да, не самые простые для машиностроения времена. У нас есть задача по диверсификации экспорта, и она относительно успешно решается. Для ЧКПЗ самый интересный рынок сейчас — западный. Мы туда стремимся. Почему? Да, собственно, потому, что выхода другого нет. После вступления в ВТО мы конкурируем прежде всего с этим самым Западом. Успехи есть, но со скрипом. А Украина... Не особо ощущается потеря. Но все равно печально.

Максим Климентьев:

— А санкции какие-то конкретные в экономической плоскости на ЧКПЗ ощутили?

Николай Устьянцев:

— Определенные переговоры немного замерли. Не могу пока сказать конкретно, с кем, скажу лишь, что это европейцы.

Максим Климентьев:

— Считаю, что санкции — это тоже не сиюминутная вещь. Они будут вводить их медленно, чтобы к ним адаптировались: альтернативные трубопроводы, технология по сжиженным газам и т.д. Эффект от санкций будет отложенным, через год, два или три мы его ощутим сильнее.

Константин Захаров:

— Да, мы еще и тени не ощутили от тех санкций, которые будут. А будут неизбежно, это вопрос геополитики. Идет борьба между российской и западной ментальностью. И даже при абсолютной экономической невыгодности для себя Евросоюз будет поддерживать стратегию США. Например, есть информация, что концерн «Вольво» расторг партнерство с Уралвагонзаводом, причем по своей инициативе, по проектам создания боевой машины пехоты, объяснив это последствиями событий на Украине. Есть основания предполагать, что для «Вольво» это был сомнительный проект с точки зрения экономики, но сослались они на политику. Это нехороший сигнал со стороны Запада. При этом важно понимать, что далеко не всю нашу продукцию ждут и в Азии. Это означает, что в ближайшее время мы должны услышать от правительства некие посылы относительно развития импортозамещения. Нужны глобальные инфраструктурные проекты по освоению внутренней территории, и когда это произойдет, то мы станем в долгосрочной перспективе очень привлекательным партнером не только в сегменте b2c, но и для b2b, то есть там, где нужны машины, механизмы, образовательные инструменты. Если этого не произойдет, то разворот всех финансовых потоков в виде углеводородного сырья ничего хорошего России не принесет. Но есть основания думать, что все, что происходит сегодня, — это не спонтанно, и у наших властей есть четкое понимание и долгосрочная стратегия. В пользу России, разумеется.

Максим Климентьев:

— На этом фоне мне представляется нелогичным решение Центробанка, который повысил ставку с 4,5 до 7. Хотя она и так была высокой. То есть они зажимают рублевую ликвидность, делают деньги еще дороже. Понятно, что тем самым они тергетируют инфляцию, потому что ее уровень — это не экономическая, а политическая категория. Но в итоге зажали рублевую массу, банки все неохотнее и тяжелее кредитуют предприятия, капиталоемкие проекты сворачиваются. Видимо, в угоду политическим соображениям делаются необос­нованные макроэкономические шаги.

— А есть ли у нашего региона потенциально столь же успешные партнеры, как Украина, отношения с которыми просто еще не налажены?

Артем Новиков:

— Есть на кого переключиться, и работа такая ведется. Есть много регионов, куда может экспортироваться наша продукция. Надо вернуть Каспийский регион, Иран, Ирак, Туркменистан. После тех санкций, что ввели США, у нас поставки южноуральского металла в Иран сократились в четыре раза. Есть рынки стран Латинской Америки, на них можно заходить, но трудно. Есть Азия — Вьетнам, Китай. Там наша металлопродукция нужна в меньшей степени, им нужно продовольствие, особенно в Китае. Есть ниша для наших предприятий, в общем.

Константин Захаров:

— В структуре экспорта Россия для Украины занимает примерно 30% или даже больше. Для любой страны это практически монозависимость. Если брать такую же статистику в обратном отношении, то это меньше 6%. То есть они от нас гораздо больше зависят, чем мы от них. И при этом мы еще перестраиваем свой экспорт на Китай, Индию. И Китай — это примерно те же 6% нашего экспорта, но при этом, в отличие от Украины, потенциал наращивания огромен. Мы можем довести его и до 15%.

— Господа, давайте же резюмируем. Понятно, что Украина зависит от нас, и железный занавес невыгоден ни им, ни нам. Но если вернуться к более сиюминутным процессам: как же обезопасить себя тем, кто сейчас работает с украинцами? Как без денег не остаться?

Артем Новиков:

— Есть агентство «ЭКСАР» по защите интересов России в отношении продвижения экспорта за рубеж. Агентство ­страхует как коммерческие, так и политические риски, если в стране, куда уходит товар, нестабильная ситуация. Страхуется риск, и предприятие, которое платит за страховку, гарантирует себе возврат денег. Я думаю, сейчас Украина в страховом портфеле «ЭКСАРа» занимает основную долю.

Константин Захаров:

— Думаю, что самой безопасной формой сейчас будет уже опробованный нами в 90-е годы бартер — товар на товар. Нам это, конечно, крайне неприятно. Я как промышленник не согласился бы на это, имея хоть какую-то возможность работать в деньги. Но это гарантия. Получаем товар и здесь, уже на внутреннем рынке, его реализуем.

Земфира Виноградова:

— Да, это вариант. Украина — это перевалочный пункт. В Китае надо покупать вагонами, а там фасуют и продают по чуть-чуть. Нам бы можно было менять нашу продукцию на спецодежду и уже в Челябинске ее продавать.

«Курс дела» выражает особую благодарность ­ресторану La Rose D'OR за высокие стандарты проведения бизнес-встречи и создание атмо­сферы деловой дискуссии.